Альберт Александрович Макаров
81 год, узник концлагеря.
Ветеран труда, ударник коммунистического труда, работал на Воронежской ТЭЦ-1
В 1945 году мы понимали, что война скоро закончится, в сводках СовИнформБюро постоянно рассказывали об успехах Советской армии. О Победе я тоже узнал из них — услышали по радио. Это был день восторга — и для взрослых, и для детей. Помню, музыка играла в парке так громко, что я ее слышал из дома.
«
»
Я родился и вырос на улице Гродненской в Воронеже, откуда прекрасно просматривалась левобережная часть города и особенно возвышающаяся ВОГРЭС, с которой позже я свяжу свою жизнь. Когда началась война, отец работал на заводе им. Калинина и был освобожден от воинской повинности, мама занималась моим воспитанием и старшего брата. С нами в доме еще жили бабушка с дедушкой.

Когда в 1942 год немцы заняли правобережную часть Воронежа, мне было только 3 года. О войне у меня мало воспоминаний, все что знаю, это рассказы родителей и бабушки. Но, несмотря на маленький возраст, есть одна картинка в памяти, которую помню до сих пор — это бомбежка ВОГРЭСа, немецкие самолеты кружили над станцией, словно коршуны и тщательно обстреливали ее. Опасаясь бомбежек жилых домов, наша семья укрывалась в погребе соседа. Мама нас с братом первыми опускала за руки в яму и всегда брала с собой икону Христа Спасителя. Это талисман нашей семьи — всю войну икона прошла с нами, родители считали, что она спасла от гибели нашу семью.

В 1942 году немцев в городе становилось больше, и они начали гнать местных жителей из Воронежа в Курском направлении. Отец остался в Воронеже, а я с братом, бабушкой и дедом были угнаны в сторону Курбатово. Люди шли пешком большие расстояния без еды и воды. Первое время питались тем, что успели взять в узелки из дома. Когда еда закончилась, просили в деревнях, через которые шли. Бабушка разучила со мной детский стишок про огурец, и я рассказывал его всякий раз, прежде чем попросить еды. Помню его до сих пор.

Ночевали мы под отрытым небом в загонах с колючей проволокой. Дорогу постоянно обстреливали с воздуха. Мама рассказывала, как во время очередного авиаобстрела она своим телом закрывала нас с братом от пуль, а те свистели буквально в паре метров от нее. Дедушку похоронили где-то по пути следования, он был уже стар и не смог вынести тяжелой дороги.
Чтобы попасть в город Обоянь, нужно было перейти вброд небольшую реку. Немец взял меня на руки и перенес на другой берег, а я ему заявляю: «Смерть фашистским оккупантам». Бабушка испугалась, выхватила меня из рук немца. А тот засмеялся, показывает ей три пальца на руке и говорит: «У меня драй киндер в Германии», и угостил меня леденцами. По воспоминаниям родных, простые немецкие солдаты их не обижали, — у самих-то семьи остались на родине.
Несколько месяцев мы прожили в Обояни, в лагере пленных, который контролировали венгерские войска. Позже выяснилось, что гнали нас в сторону железнодорожной станции. Целые эшелоны с пленными отправлялись оттуда в концентрационные лагеря Германии. Нашу семью не тронули — может, потому что мы с братом были слишком маленькие. Хотя некоторых такое обстоятельство не спасло.
В 1943 году, когда советские войска освободили территорию, наша семья вернулась в Воронеж. Город было не узнать, от знаменитого дома торговли осталась одна стена, театр разрушен, повсюду руины. Наш дом заняла милиция, поэтому первое время пришлось жить в деревне у родственников. Позже мама добилась того, что дом нам вернули. Началось голодное время. Хлеб получали по карточкам, очередь за ними занимали с ночи и спали прямо на пороге магазина. На базаре купить было нечего. Помню, мама как-то накормила нас хлопковым жмыхом, меня рвало всю неделю от него. Бабушка посылала собирать мерзлую картошку с косогоров, пекла из нее оладьи. Позже мы с братом стали ходить на рыбалку. После разлива реки в воронках от бомб водилась щука, черпали ее прямо простыней. Но с каждым годом жизнь налаживалась. Перед тем, как немцы угнали нашу семью, мама во дворе дома закопала швейную машинку, эта вещь и помогла нашей семье немного заработать на жизнь. Мама брала заказы и целыми днями проводила за шитьем. Мы завели поросенка, кур, в саду появились фрукты. В то время действовал налог на плодовые деревья и кустарники. Помню, пришли к нам как-то с проверкой пересчитывать кусты смородины, нашли один неучтенный, а бабушка ногой его топчет и приговаривает: «Вот, паразит, когда же ты вырос»?
В 1945 году мы понимали, что война скоро закончится, в сводках СовИнформБюро постоянно рассказывали об успехах Советской армии. О Победе я тоже узнал из них — услышали по радио. Это был день восторга — и для взрослых, и для детей. Помню, музыка играла в парке так громко, что я ее слышал из дома.

Началась мирная жизнь — город восстанавливался, я пошел в школу. В последнем классе влюбился в одноклассницу Эмму. Вместе с ней поступили в строительный институт, на пятом курсе института поженились, а в этом году отмечаем 60-летний юбилей совместной жизни.

После института получил направление в Чебоксары на строительство ТЭЦ. За восемь лет работы запустил на станции 4 блока и получил почетную грамоту от Министерства энергетики и электрификации СССР. Позже написал заявление о переводе в Воронеж, хотелось переехать ближе к родителям. И с 1968 года меня назначили главным инженером строительного управления ТЭЦ-1 треста Воронежэнергострой. На станции в то время шло активное строительство. Через четыре года меня перевели в трест «Атомэнергострой» на должность начальника технического отдела, а в 1991 году я вернулся на Воронежскую ТЭЦ-1. В целом, я около 30 лет посвятил энергетике.

На пенсии скучать не приходится. У меня два сына живут на разных концах земли — в Канаде и в Австралии. Раньше с женой ездили к ним в гости, помогали им с маленькими детьми. Сейчас в силу возраста такие перелеты даются тяжело, поэтому мы детей и внуков встречаем уже в Воронеже.