Лидия Михайловна Никонова
88 лет, сотрудник рязанских
тепловых сетей
День Победы помню очень хорошо, будто вчера. У нас был урок математики, вела завуч. Во время урока кто-то заглянул в кабинет, она вышла… вернулась заплаканная, и сказала нам выйти построиться в коридор… там нам и объявили о Победе. Меня поразило количество людей на улице — на ней были все одновременно, такого никогда раньше не было. И все направлялись в клуб — кто пешком, кто бегом, кто на лошади. В клубе творилось что-то невообразимое, там была вся деревня, в основном, женщины, все кричали и плакали. Помню, кто-то даже падал в обморок от слёз и радости. Я тоже плакала — все вокруг плакали, и я плакала.
«
»
Я родилась в 1932 году в деревне Асаново Кораблинского района Рязанской области. Начало войны толком не помню. Всех взрослых собрали в клуб в деревне Лоша, что в полутора километрах, там и объявили. Разумеется, все взрослые пришли с детьми. Куда нас было девать. Я маленькая была, вряд ли что понимала — нам было главное побегать и поиграть с ровесниками. Один из старших братьев ушёл на фронт добровольцем, в итоге однажды от него перестали приходить весточки, и он считается в нашей семье пропавшим без вести. Очень боялись почтальона. Хороших вестей он не носил. В нашей деревне войну без похоронок обошёлся только один двор — там жила бездетная пожилая пара.

Школа, где мы учились в начальных классах во время войны, была в Лоше. После четвёртого класса ходили уже в другую деревню — Никитино, там была средняя школа. Вообще, годы войны я запомнила как время тягот и лишений. Все дети, когда не учились, ходили в поле, работали и помогали взрослым с утра до зари. В начальной школе учились через пень колоду — только зимой. В остальное время были на хозяйстве и боялись, что вот-вот немцы придут. При этом всё было колхозное, и на себя почти ничего не оставалось. Помню холод и голод. Мы копались в заснеженных полях в поисках завалявшейся картошки — её называли крахмалом, потому что была промороженной. Наш колхоз выращивал табак, я помогала выращивать рассаду. Таскала много воды, три раза в день ходили высаженный поливать табак. Воду носили вёдрами из речки Лоша.

Леса рядом с деревней не было, зимой топились соломой, а когда она кончалась, то по ночам ходили далеко в поле воровать колхозную. Ещё топили избы кизяком — коровьими лепёшками, которую предварительно вытаптывали, высушивали и запасали на зиму.
В первый год войны боялись бомбёжек — над нами летали фашистские самолёты, которые периодически бомбили железную дорогу. Однажды, помню, разбомбили поезд и пронёсся слух, что вдоль железной дороги много маргарина из разбомбленного поезда. Кто-то бегал собирал — оказался не маргарин, а какая-то смазка техническая, телегу только смазать. Однажды бомба попала в школу в деревне Чемодановка: рассказывали, что прозвенел звонок, вся ребятня стремглав ринулась на улицу. И в это время немецкий лётчик сбросил бомбу. Она разбила окно и часть кирпичной стены, даже какого-то мальчика поцарапало осколками. Бомба не взорвалась. Так вот, её потом долго возили как экспонат по округе — мы ходили на неё смотреть.
День Победы помню очень хорошо, будто вчера. У нас были обычные уроки в Никитинской школе. Шла математика, её вела завуч. Во время урока кто-то заглянул в кабинет, она вышла, потом вернулась, дала задание и велела его решать, пока она на несколько минут отойдёт. В окно мы увидели, как она почти бежит в сторону клуба. Потом она вернулась заплаканная, и сказала нам выйти построиться в коридор. То же самое сказали всем классам, потому что в коридоре стояла все дети возле своих кабинетов. Там нам и объявили о Победе, о том, что война закончилась. Сказали не шуметь и организованно шагать в клуб на митинг по случаю Победы.
Помню, как меня поразило количество людей на улице — на ней были все одновременно, такого никогда раньше не было. И все направлялись в клуб — кто пешком, кто бегом, кто на лошади.
«
»
В клубе творилось что-то невообразимое, там была вся деревня, в основном, женщины, все кричали и плакали. Помню, кто-то даже падал в обморок от слёз и радости. Я тоже плакала — все вокруг плакали, и я плакала. Когда нас отпустили по домам, и я пришла в свою деревню, там было примерно то же самое — все на улице, кричат, плачут, обнимаются…

В 1949 году, после школы, я уехала в Москву, где училась и начала работать. Там прожила до 1954 года. Потом вышла замуж за рязанца и переехала к нему. В Рязани десять лет работала на стройке. С 1965 года работала в «Тепловые сети», откуда и вышла на пенсию в 1989 году. Муж скончался 22 года назад, сейчас живу одна, но я не «брошенная бабка»: у меня две дочери, два внука, две внучки, пять правнуков, две правнучки. За мной есть кому присматривать, я не жалуюсь. Я была в своей Асанове года три тому назад, до этого давно не приезжала туда — уже не к кому. Деревни больше нет, остались полуразрушенные пара домиков да кладбище. Что поразило — всё заросло лесом, ничего не узнать! А в моё детство не было ни деревца за много километров…